|
|
|
Книги издательства «Владимир Даль»
|
«Фрагмент — основная форма романтической философии, ибо выразить бесконечное в конечном, по мнению романтиков, можно только фрагментарно. Поэтому фрагментарность стала основным приемом романтического мышления. Книга содержит Фрагменты, написанные главным представителем йенского романтизма — Новалисом (настоящее имя — Фридрих фон Харденберг, 1772-1801). Два цикла — «Цветочная пыльца» и «Вера и любовь, или Король и королева» — были опубликованы при жизни Новалиса, остальные — посмертно. Большинство фрагментов переведено на русский язык впервые.» |
|
«Эпиктет — философ-стоик рубежа I-II вв. н.э. Подобно Сократу не оставил никаких сочинений. Его устные проповеди сохранил его ученик — римлянин Флавий Арриан, автор многочисленных сочинений на греческом языке. Вниманию читателей предлагается русский перевод «Краткого руководства к нравственной жизни» Эпиктета, в котором содержатся все основные положения его философии. Публикуется впервые. Симпликий — философ-неоплатоник, последний представитель Афинской школы, закрытой императором Юстинианом в 529 г. н.э. Автор комментариев на сочинения Аристотеля. Составил обширное толкование на «Краткое руководство к нравственной жизни» Эпиктета. Публикуется впервые.» |
|
«Впервые переведенная на русский язык книга Ф.Г. Юнгера «Греческие мифы» посвящена описанию и истолкованию древнегреческой мифологии, причем анализ знакомых сюжетов дается сквозь призму философских понятий, что позволяет по-новому взглянуть на давно известные мифы и иначе расставить акценты пытливому исследователю античного наследия. Античная философия неразрывно связана с античной мифологией и начинается с досократических мифологем, наполняющихся у Платона новым разумным смыслом и становящихся у него живой формой истинного, разумного познания. Лишь когда мифообразующая фантазия греков иссякает, прекращается и их философствование. Попытка оживить эту фантазию, эту силу воображения, не допуская исключительно научного истолкования мифов, — вот суть данного сочинения.» |
|
«Шеститомная «История греческой философии» профессора Кембриджского университета Уильяма Гатри (1906-1981) завоевала мировое признание. Среди наиболее ярких достоинств этой работы — охват огромного диапазона античной литературы и современных исследований, выдержанность суждений, ясность и точность английской прозы. Первый из шести томов посвящен ранним досократикам — милетской школе, пифагорейцам, Ксенофану и Гераклиту. Книга, давно ставшая классической, рассчитана на всех интересующихся древнегреческой философией.» |
|
«В основе книги профессора Санкт-Петербургского университета В.Л. Пянкевича — дневники, письма, воспоминания, интервью обитателей блокадного Ленинграда. В катастрофе осады горожанам смертельно недоставало не только еды и тепла: информационный голод был не менее мучителен и фатален, чем пищевой. Нехватка или недостоверность официальных сообщений вынуждали полагаться на неформальные известия: слухи, разговоры в очередях, «сарафанное радио» самоорганизованных толкучек. Метания между отчаянием и надеждой, порожденные неизвестностью, составляли реальность каждого дня бесконечно долгой блокады. Книга посвящена исследованию неформальных коммуникаций, механики эмоций и поведения человека в катастрофе.» |
|
«Работа Мартина Хайдеггера «Немецкий идеализм (Фихте, Шеллинг, Гегель) и философская проблематика современности» возникла в ходе подготовки лекционного курса для летнего семестра 1928 года, и основное место в ней уделено исследованию философии Фихте. Хайдеггер начинает с подробной интерпретации трех основоположений «Наукоучения», после чего переходит к основаниям теоретического знания и к науке практического. Далее следует краткий фрагмент о Шеллинге как промежуточном звене в истории немецкого идеализма. Наконец, в качестве введения к философии Г егеля, предлагается обсуждение его раннего трактата о различии между системами Фихте и Шеллинга, а завершает работу рассмотрение проблемы начала в гегелевской «Логике».» |
|
«Книга Юлиуса Эволы нацелена на то, чтобы раскрыть основополагающие начала полной аскетической системы, наиболее ясно представленной в буддизме. Само же учение царевича Сиддхартхи, как доказывает автор, — это высокое аристократическое учение, в котором аскеза выступает как наука и школа духовного освобождения. Эвола связывает эту духовную школу с той великой Традицией, в которой высшее царство духа определяет низший материальный мир. Автор стремится решить и важную практическую задачу: сделать одну из величайших аскетических систем доступной и понятной современному миру, который «как никакая другая цивилизация — максимально удален от аскетического восприятия жизни». Современный мир для Эволы — это мир бездумного активизма, мир лихорадочной гонки по замкнутому кругу. Но в этом мире есть способы расчистить место для мощного вертикального рывка, для прорыва к безусловному. Один из них — аскетическая сосредоточенность, которая ни в коем случае не есть бегство из мира, но средство освобождения.» |
|
«Исследование Мартина Хайдеггера выбивается из ряда новейших сочинений, посвященных интерпретации жизни и творчества «великого ниспровергателя и парадоксалиста». Собственным его предметом оказывается вся духовная история европейской философии, т. е. подлинная история, движущаяся не в эмпирической сфере случайного и преходящего, а в сфере судьбоносного и необходимого для истории человеческого разума. История метафизики выстраивается вокруг единственного ведущего вопроса: что есть сущее. Фундаментальный труд Хайдеггера помогает яснее осознать причину многих, в первую очередь духовных, кризисов новейшего времени, осознать закономерность развития западноевропейского духа, его торжества и падения. Он служит также и тонким руководством к верному пониманию основ мышления самого Ницше, выявляя поверяемую историческим процессом логику хода его мысли, скрытые предпосылки ницшеанской критики западного человечества.» |
|
«Иностранец в России — тема отдельная, часто болезненная для национального сознания. На всякую критику родных устоев сердце ощетинивается и торопится сказать поперек. Между тем, иногда только чужими глазами можно увидеть себя в настоящем виде... Укоризненная книга французского мыслителя, как это часто бывает с «русскими иностранцами», глядит в корень и не дает сослать себя в примечания». В. Курбатов» |
|
Немецкий историк литературы Ф. Гундольф (1880-1931) написал эту книгу в 1911 году на основе нового литературоведческого метода, согласно которому весь фактический историко-филологический материал — лишь преддверие науки, главным же для исследования является символическое толкование писателя, его личность. Гундольф показал, что только благодаря Гёте немецкий язык стал достаточно богат, чтобы выразить Шекспира; благодаря романтизму он обрел необходимую свободу, а благодаря Шлегелю — способность к самоотречению. |
|
«Книга «Почему мы стреляли друг в друга?» представляет собой не издававшийся ранее на русском языке сборник документальных материалов, касающихся событий Второй мировой войны. В основе повествования лежат интервью немецкого писателя Генриха Бёлля и советского писателя Льва Зиновьевича Копелева, проведенные корреспондентом Клаусом Бернарцем в сентябре 1979 г. в Москве и в апреле 1981 г. в Боргайм-Мертене. Генрих Бёлль и Лев Копелев, оба служившие в действующих армиях Германии и СССР во время Второй мировой войны, дают детальное описание своих биографий и эволюции своих жизненных взглядов на фоне военных действий. К материалам интервью примыкают статьи, написанные членами комитета «Антифа», выдержки из фронтовых дневников простых военнослужащих, советские и немецкие пропагандистские листовки. Книга «Почему мы стреляли друг в друга?» будет интересна как российским историкам, так и широкому кругу русских читателей.» |
|
На страницах книги читателя ожидают встречи автора с такими личностями, как де Голль, Неру, Мао Цзэдун и др., с которыми Мальро ведет длительные беседы о судьбе мира и человека. |
|
Жан Борелля известен как неортодоксальный теолог, в работах которого соединяется влияние кардинала Анри де Любака, одного из крупнейших религиозных мыслителей-католиков XX столетия, и традиционалиста Рене Генона. Генон, согласно Ж. Борелля, открыл современному европейцу священную науку (в первую очередь символизм и космологию), а также предоставил в его распоряжение новый язык, посредством которого можно говорить о метафизике с математической точностью. В религиозной истории Запада гнозис оказался отодвинутым на второй план, в силу чего вера и разум оказались разделенными. Закономерным следствием этого разделения стал всеобщий духовный кризис европейской цивилизации. Преодоление этого кризиса Ж. Борелля видит в возвращении к гнозису, к его нераскрытым возможностям. В этом проекте в равной мере важны и ортодоксальная приверженность христианству, и строгая верность апостольской традиции, и обращение к разработанным и апробированным Р. Геноном методологическим техникам реставрации священной науки. Именно этим неортодоксальный католик Ж. Борелля и может быть интересен читателю наших дней. |
|
«Книга «Византийское христианство», по замыслу автора, должна была составить первый том намеченных трудов об отцах церкви. Ее герои — Иоанн Лествичник, Симеон Столпник и Дионисий Ареопагит. Задача и пафос автора — показать непреходящее значение духовных свершений и творений этих служителей Абсолюта, то есть, по сути, неисчерпаемость Традиции. Новейшие для своего времени данные аналитической философии, этнологии, психоанализа Балл привлекает для того, чтобы отчетливее выявить символические константы, пронизывающие европейскую культуру на протяжении веков, и сохранить для будущего живительную духовную влагу первоисточников христианства. Все это — как и критика просветительских отягчений новейшего католицизма — делает позицию автора близкой Православию.» |
|
«Очерки этого тома содержат итоги историко-экономических исследований, задуманных автором в целях повторной проработки текста «Современного капитализма».» |
|
«Если вы довольны современным миром и продолжаете тешить себя иллюзиями прогресса — эта книга не для вас. Если вы махнули рукой на этот мир, решив покинуть его ради самосовершенствования или спасения души, эта книга вряд ли попадет в ваши руки. Если вы догадываетесь, что окружающий мир далек от того, чтобы быть «лучшим из возможных», и сомневаетесь в том, что человек есть «венец творения», но не находите в себе достаточно сил, чтобы противостоять ему, предпочитая плыть по течению, у вас есть шанс, прочтя эту книгу, изменить свою позицию. Если же, наконец, вы предполагаете, что человеческое состояние есть лишь одно из возможных, обладающее своим смыслом, что ваша жизнь здесь и сейчас есть не простая случайность или следствие некоего греха, но, скорее, один из этапов долгого пути, тогда, возможно, вы найдете в этой книге ориентиры, которые помогут вам честно и осознанно пройти свой путь, не увиливая от испытаний, но и не поддаваясь соблазнам и не попадаясь в ловушки, подстерегающие вас.» |
|
Цель книги Люсьена Гольдмана — новое прочтение Г. Лукача и М. Хайдеггера. Автор, переворачивая привычные представления, пытается найти точки сближения между двумя великим мыслителями XX столетия, ярчайшими представителями марксизма и экзистенциализма. Текст книги, подготовленный уже после смерти автора и включающий в себя незавершенное введение к планируемой книге о Лукаче и Хайдеггере и переработанные лекции, демонстрирует, не обходя принципиальных различий, фундаментальную общность философов. |
|
«Философия Плотина для Эмиля Брейе вырастает из сугубой потребности человека «найти во внешней реальности не инертный и чужеродный объект, а место, благоприятное для духовной активности». И вот, такое место человек обретает повсюду, как только он действительно проникает в природу своего мышления и «внешней» реальности. Тогда оказывается, что единственным инертным объектом в мире оказывается он сам, постольку поскольку не чувствует себя моментом одной необъятной духовной жизни, постольку поскольку не становится или не думает становиться одним из трех главных ее состояний — Единым, Умом или Душой. Что такое Единое? Что такое Ум? Что такое Душа? Ответы на эти вопросы дает то удивительное странствие в самого себя, к которому Плотин Эмиля Брейе приглашает каждого!» |
|
«Жорж Бернанос (1888-1948) считается во Франции классиком национальной литературы, одним из крупнейших писателей XX века. В военных дневниках Ж. Бернаноса, изданных под названием «Униженные дети», разрозненные отклики на события в далекой Европе (писатель в это время жил в Бразилии) объединены постоянно тревожившей автора-католика темой — темой борьбы Добра со Злом. Страстная непримиримость, иступленная убежденность, яркий литературный талант — эти черты, сделавшие Бернаноса одним из самых талантливых публицистов, в полной мере проявились в его дневниках. Благодаря им читатель может составить более полное представление о сложном и крайне противоречивом мировоззрении Бернаноса. Перед нами предстает ортодоксальный католик и в то же время антиклерикал, сторонник монархии, поддерживающий движение сопротивления, националист, осуждавший «Аксьон франсэз», но неизменно бескомпромиссный обличитель лицемерия, конформизма и своекорыстия буржуазии.» |
|
Готфрид Бенн наряду со Стефаном Георге и Райнером Мария Рильке — величайший в двадцатом веке мастер немецкого стиха. Вкус к древним эпохам и культурам, включая доисторические, оборачивается в творчестве Готфрида Бенна обострённым чувством современности, в которой он усматривает симптомы кризиса и надвигающейся мировой катастрофы в духе древнегерманских эпических сказаний. При этом поэзия Бенна отличается трагическим жизнеутверждением, напоминающим героический пессимизм, по Фридриху Ницше. Монументальные видения сочетаются в поэзии Готфрида Бенна с трепетно-нежным лиризмом любовных стихов. |
|
