«Его называют — Штиллером. Ему навязывают — снова и снова — чужую роль. Роль скульптура средней руки. Издерганного, усталого мужа. Неудачливого, смехотворного любовника. Ему навязывают — снова и снова — чужую жизнь... Он — не Штиллер. Или — все-таки Штиллер? Этого, в сущности, уже не понимает даже он сам. Человек, из последних сил хватающийся за остатки собственного «я», собственной личности, собственного бытия, — но постепенно, против своей воли, надевающий на себя «я» иное. Фальшивое — или подлинное?»