C редким мастерством создаваемый писателем эффект документированной реальности — и перепись потерь, реестр угроз окончательно утратить последние ее, этой реальности, приметы. Зебальд берется — хотя бы в какой-то посильной и возможной для одного человека мере — преодолеть мощь роковых причин и кажущихся несокрушимыми обстоятельств. Причин и обстоятельств, добавлю, косвенным образом сформировавших и его, вошедших, пусть сложно преломленным образом, в его собственный опыт живущего и стилистику пишущего. Не зря Сьюзен Зонтаг, видевшая в Зебальде одного из как будто бы вымирающей в нынешнюю эпоху породы особей — больших и «серьезных» (ее любимое слово) писателей, — отмечала, что в зебальдовской прозе «везде присутствуют картины уничтожения», а его «главная тема — упадок». Сам он находит для своей темы, больше того — ключевого мотива всего, что пишет, почти научную формулу: «естественная история разрушения» (под этим названием его книга печаталась и перепечатывалась в Великобритании, Голландии, Италии, Испании, в самой Германии она выдержала к нынешнему времени пять изданий).
