Ценители давно знают Михаила Квадратова, одного из самых своеобразных поэтов теперешней России. Многим казалось, что его стихи, в которых чудесные существа совершают чудесные поступки, отделены непреодолимым рвом от окружающей нас реальности. Написав свой первый роман, Квадратов этот ров самолично засыпал, снабдив свой стихотворный архипелаг ясной координатной сеткой. Это роман обманный, протеический, оборачивающийся то трактатом, то путеводителем, то каталогом, то космогоническим сказанием. «Гномья яма» – это и жилище гномов, гномиев, гномиусов – агентов земляной стихии, и Москва девяностых годов, где русские мальчики и русские дяденьки, оказавшись на развалинах прежней жизни, бродили по-броуновски, сновали туда-сюда деловыми сомнамбулами, грузили, таскали, пересчитывали и переписывали случайно привязавшийся к ним товар. Портрет этой эпохи в исполнении Квадратова одновременно и узнаваем, и непривычен, что делает его особенно убедительным. Упрямые поиски смысла в этом образцово обессмысленном бытовании уводят автора и его героя в мир алхимических элементалей и угро-финских богов, отправляют читателя по следам чернокнижников петровской эпохи и чекистов-мистиков. Но главная площадка, на которой происходит действие книги, тесна, чётко определена и дотошно выписана. Это Красные Ворота, Басманные улицы, сад Баумана, Яуза, Немецкая слобода. На этой площадке автор творит новый завораживающий московский миф, повествуя о жизни, которая увязает в земле и в то же время трепещет на крыльях Бабочки. Игорь Караулов («Известия»)
