Каждый, кто общался с Карлом Лагерфельдом — я чуть не сказал «настоящим», скрывающимся, как под маской, под темными очками, сквозь которые он так любит смотреть, оставаясь невидимкой, — каждый, кто знаком с другим (или с одним из других) КЛ, знает, что этот фанатик дня сегодняшнего зачитывался письмами принцессы Пфальцской, мадам дю Деффан и Жюли де Леспинас и восхищался искусством жить и утонченным интеллектуализмом этих дам. Каждый, кто встречался с ним или просто видел его на экране, знает также, что ему присущи остроумие, находчивость и умение виртуозно обмениваться шпильками — качества, коими блистали гости литературных салонов, чьим духовным наследником он, безусловно, является. Как, впрочем, и его мать, которую он так часто вспоминает: она тоже за словом в карман не лезла. Его заявления иногда удивляют, потому что он не тратит времени на их обдумывание, и многие, общаясь с ним, чувствуют себя простачками. Литературных салонов давно уже не существует. Позволительно думать, что последние отблески этой многовековой традиции угасли в конце шестидесятых годов, когда один за другим скончались люди высшего света, уходившего своими корнями в XIX столетие, такие как супруги Ноайль и супруги Вильморен. В это же время появился новый жизненный уклад, возникли новые формы общения, новые пласты культурных ценностей, в частности прет-а-порте: КЛ сначала способствовал его расцвету, а затем сумел замечательно использовать его к своей выгоде.
