|
|
|
Книги Рубина Дина
|
«Дина Рубина совершила невозможное — соединила три разных жанра: увлекательный и одновременно почти готический роман о куклах и кукольниках, стягивающий воедино полюса истории и искусства; семейный детектив и психологическую драму, прослеженную от ярких детских и юношеских воспоминаний до зрелых седых волос. Страсти и здесь «рвут» героев. Человек и кукла, кукольник и взбунтовавшаяся кукла, человек как кукла — в руках судьбы, в руках Творца, в подчинении семейной наследственности? — эта глубокая и многомерная метафора повернута автором самыми разными гранями, не снисходя до прямолинейных аналогий. Мастерство же литературной «живописи» Рубиной, пейзажной и портретной, как всегда — на высоте: словно ешь ломтями душистый вкусный воздух и задыхаешься от наслаждения. Жанр: семейный детектив, психологическая драма, современная проза. О книге: Книга, в которой семейные тайны, история кукол и кукольников и пронзительная драматическая история слились воедино. Так получился роман Дины Рубиной «Синдром Петрушки» – произведение, актуальное на все времена. А потому оно легло в основу нового драматического и очень жизненного фильма Елены Хазановой. Особенности: Любимый миллионами роман Дины Рубиной «Синдром Петрушки» в кинообложке специально к выходу одноименного фильма Елены Хазановой с Чулпан Хаматовой и Евгением Мироновым в главных ролях!» |
|
«Кипучее, неизбывно музыкальное одесское семейство и — алма-атинская семья скрытных, молчаливых странников. На протяжении столетия их связывает только тоненькая ниточка птичьего рода — блистательный маэстро кенарь Желтухин и его потомки. На исходе XX века сумбурная история оседает горькими и сладкими воспоминаниями, а на свет рождаются новые люди, в том числе «последний по времени Этингер», которому уготована поразительная, а временами и подозрительная судьба. Трилогия «Русская канарейка» — грандиозная сага о любви и о Музыке — в одном томе.» |
|
Когда расстрелянная девушка выбирается из братской могилы; когда в собственной семье ты обнаруживаешь историю оголенной страсти и преступления; когда расследование убийства в зимнем туманном городе открывает каббалистические глубины спора Света и Тьмы— тогда становится ясным, что всякая судьба достойна рассказа, если к ней обращены острый глаз и чуткий слух писателя. |
|
Истории скитаний, истории повседневности, просто истории. Взгляд по касательной или пристальный и долгий, но всегда — проницательный и точный. Простые и поразительные человеческие сюжеты, которые мы порой ухитряемся привычно не замечать. В рассказах Дины Рубиной всякая жизнь полна красок, музыки и отчетливой пульсации подлинности, всякое воспоминание оживает и дышит, всякая история остается с читателем навсегда. |
|
Все мы пленники своего детства, и чем дальше уходит оно в перспективу лет, тем сладостней нам путы памяти: захолустные дворики, блики солнца в листве винограда, таинственные блуждания по просторам помойки, воровство дынь и арбузов на окраинных бахчах… И бездумно зазубренный параграф в учебнике физики — «Модуль вектора магнитной индукции». Я помню его до сих пор. Несчастный модуль вектора торчит в моей цепкой памяти одиноким обломком. Неуютно ему там, невесело, как приблудному сироте в чужом доме… Д. Рубина. |
|
…Но вот, знаешь, в чем я уверен, что все-таки, душа бессмертна… В том смысле, что на фиг было затеваться со всем этим мирозданием, если такая изящно сработанная вещица, как человеческая душа – одноразового пользования? Это ж нерентабельно, а? Поэтому я верю, что когда-нибудь все устроится, к чертовой матери. И со мной, и с остальными… Вот верю и верю, вопреки здравому смыслу и тому, что видят мои собственные глаза… Верю и верю, чтобы со мной ни делали… Д. Рубина. |
|
Безумная карусель современной жизни огромного мегаполиса; потусторонняя организация, цель деятельности которой — выращивание фантомных «проектов» вроде неутомимого поиска затерянных в веках израильских колен; хоровод прохиндеев, идиотов, романтиков, торгашей и пророков... Страны и города, любовь и смерть, жизнь прошлая и безоглядный бег в будущее... В фокусе этой трагически смешной и уморительно грустной книги — изумленный взгляд одинокого человека на сегодняшний мир. Д. Рубина. |
|
Странная карусельность нашего бытия, когда ты – как ось, вокруг которой плывут города и страны. Но здесь есть Иерусалим — город высокий, глубокий, трехмерный, напластованный тысячелетиями город. Кстати, существует мнение, что у женщины, прожившей в Иерусалиме 20 лет, меняется состав крови. «Твоя судьба обмотана вокруг твоей шеи», — говорит одна здешняя поговорка. Д. Рубина. |
|
«Но вот один вопрос я бы ей задал. Наверное, трудно, спросил бы я, носить под сердцем ребенка от одного мужика, а обнимать другого. Наверное, трудно, спросил бы я, говорить при этом нежно: «Наш маленький...» Наверное, трудно, очень трудно улыбаться, когда мужчина бережно притрагивается к большому, драгоценному для него животу, чтобы почувствовать толчки чужого ребенка?.. А, ладно!.. Словом, в положенный день я сложил в пакет необходимые для младенца вещички, все честь по чести, и пошел в роддом. Между прочим, даже с цветами. Уж что-что, думал я, а цветы она заслужила, все-таки настрадалась, человека родила, моего — не моего, какая разница, боль одна.» |
|
«Нет, все-таки надо любить! Надо влюбляться, сходить с ума, назначать свидания, задыхаться, тряся грудью, бежать к метро! Да — возраст, да — недостаток кальция, фтора, чего там еще... у каждого своя гормональная история. Но душе-то все равно пятнадцать лет!» Д. Рубина.» |
|
Роман Дины Рубиной — новость во всех смыслах этого слова: неожиданный виртуозный кульбит «под куполом литературы», абсолютное преображение стиля писателя, его привычной интонации и круга тем. Причудливы судьбы героев романа, в «высоковольтном» сюжете переплелись любовь и преступления, талант и страсть, способная уничтожить личность или вознести к вершинам творчества. Откройте этот роман — и вас не отпустит поистине вавилонское столпотворение типов: городские безумцы и алкаши, русские дворяне, ссыльные и отбывшие срок зэки, «белые колонизаторы» и «охотники за гашишем»... |
|
Однажды, разбирая свою тумбочку со старыми папками, афишами, блокнотами и записными книжками, и вынужденная сортировать весь этот хлам, я была поражена и даже растеряна количеством всевозможных «отходов производства». Я листала страницы записных книжек и натыкалась на давно забытые историйки, мимолетные образы, случайно подсмотренные гримасы, случайно подслушанные фразочки, незавершенные сценки. Как в мастерской формовщика, валялись вокруг меня чьи-то руки, головы. Только не гипсовые, а живые, давно подсмотренные, описанные и позабытые. «Непорядок», — подумала я, будучи человеком мастеровым, то есть хозяйственным. Выяснилось, что на материале этого барахла отлично думается, рассуждается, вернее — «разговаривается»... Что один образ или мысль тянет за собой другие, и получается довольно интересный разговор на ту или иную тему... а по жанру какое-то недоразумение: очерк — не очерк, эссе — не эссе, а что-то литературно беспородное, лохматое, домашнее... |
|
«Эти две старые повести валялись «в архиве писателя» — то есть в кладовке, в картонном ящике, в каком выносят на помойку всякий хлам. Недавно, разбирая там вещи, я наткнулась на собственную пожелтевшую книжку ташкентского издательства, открыла и прочла: «Я люблю вас... — тоскливо проговорил я, глядя мимо нее. — Не знаю, как это случилось, вы совсем не в моем вкусе, и вы мне, в общем, не нравитесь. Я вас люблю...» Я села и прямо там, в кладовке, прочитала нынешними глазами эту позабытую повесть. И решила ее издать со всем, что в ней есть, — наивностью, провинциальностью, излишней пылкостью... Потому что сегодня — да и всегда — человеку все же явно недостает этих банальных, произносимых вечно, но всегда бьющих током слов: «Я люблю вас». Дина Рубина.» |
|
«Там, наверху — по моему ведомству, — всегда заботились о том, чтобы я понимала смысл копейки. А поскольку от природы я — мотало, то для такого понимания приходилось меня тяжко учить. Полагаю, выдумывание принудительных работ входило в обязанности моего ангела-хранителя. Это он выписывал наряды. Пускаясь в то или иное предприятие, я всегда предчувствую, как посмотрят на дело там, наверху: потреплют снисходительно по загривку или как говаривала моя бабушка, «вломят по самые помидоры»… И некуда деться — я обязана сполна уплатить по ведомости, спущенной мне сверху, даже если невдомек мне — за что плачу». Д. Рубина.» |
|
«Малларме утверждал, что мир существует, чтобы войти в книгу. Для меня любовь — вчера, сегодня и завтра — материал для будущей книги. И не только моя любовь, и не только любовь, а все вообще, что со мной и с миром вокруг меня происходит. Мои душа и тело, мои близкие и не близкие, мои враги, моя вселенная, короче, моя единственная жизнь вчера, сегодня и завтра — материал для будущей книги. «У художника нет личной жизни... Все его изыскания — лишь ширма, за ней же только и всего — человек, страдающий нестерпимо от того, что нет в мире места нежности». Это написал английский писатель Лоренс Даррелл в своем романе «Жюстин». Мне нечего к этому добавить». Дина Рубина.» |
|
«Она пишет зеркальным почерком, от которого у непосвященных кружится голова. У нее блестящие способности к математике и физике, она гениальная циркачка, невероятный каскадер, она знает о зеркалах все, что можно о них знать. Она умеет видеть прошлое и прозревать будущее. Киев, Москва, Франкфурт, Индиана-полис, Монреаль — она летит по жизни, неприкаянная и несвободная, видит больше, чем обычный человек способен вообразить, — и ненавидит за это себя и того, кто наделил ее такой способностью. Новый мистический роман Дины Рубиной «Почерк Леонардо» — история человека, который не хотел быть демиургом. История женщины, которая с великолепной брезгливостью отвергает дар небес.» |
|
«»...И сюжет никакой здесь ни при чем! Их, сюжетов-то, е мировой литературе — тридцать шесть, кажется... А когда читатель следит за героем, за его кульбитами, выкрутасами, слезами горя и счастья... его, читателя, главное, что интересует? Жива ли душа в человеке останется? Или нет? Жива она? Или нет? Иными словами — есть ли, все-таки, Бог там, наверху, или нет его вовсе? Вот на единственный этот наш, вековечный вопрос искусство и отвечает подспудно уже несколько тысяч лет...» Д.Рубина.» |
|
Воистину, ни один человек на земле не способен сказать — кто он. Гений подделки, влюбленный в живопись. Фальсификатор с душою истинного художника. Благородный авантюрист, эдакий Робин Гуд от искусства, блистательный интеллектуал и обаятельный мошенник — новый в литературе и неотразимый образ главного героя романа «Белая голубка Кордовы». Трагическая и авантюрная судьба Захара Кордовина выстраивает сюжет его жизни в стиле захватывающего триллера. События следуют одно за другим, буквально не давая вздохнуть ни герою, ни читателям. Винница и Питер, Иерусалим и Рим, Толедо, Кордова и Ватикан изображены автором с завораживающей точностью деталей и поистине звенящей красотой. Новый, седьмой, роман Дины Рубиной открывает особый этап в ее творчестве. |
|
«Автор, ранее уже судимый, отметает малейшие поползновения кого бы то ни было отождествить себя с героями этого романа. Организаций, министерств и ведомств, подобных Синдикату, существует великое множество во всех странах. Персонажи романа — всего лишь рисованные фигурки, как это и полагается в комиксах; даже главная героиня, для удобства названная моим именем, на самом деле — набросок дамочки с небрежно закрашенной сединой. И все ее муторные приключения в тяжелой стране, давно покинутой мною, придуманы, взяты с потолка, высосаны из пальца. Нарисованы. Сама-то я и не уезжала вовсе никуда, а все эти три года сидела на своей горе, любуясь башнями Иерусалима, от которого ни за какие деньги не согласилась бы отвести навеки завороженного взгляда...» Дина Рубина.» |
|
«Желание выпрыгнуть из навязанных обстоятельств жизни преследовало меня с детства. Может быть, отсюда — неукротимое сочинительство, страсть к хотя бы воображаемым превращениям души, пронзительное желание убежать, исчезнуть, оказаться в другом — времени, доме, городе, народе, пространстве, — с другими чувствами. Вечная двойственность, постоянное проигрывание еще одного сюжета: «А что, если это было не так, а так?.. Или вот так?» — двойные пути, двойные ходы, двойные имена и фамилии...» |
|
