Для кого эта серия: Серия «Великие россияне» — это книги для тех, кто гордится своей страной и историей. Эти издания позволят собрать выдающиеся образцы отечественной мысли в домашней библиотеке. Книги станут великолепным подарком ценителям качественных изданий и всем, кто хочет узнать о российской истории и культуре в лице достойнейших ее представителей. Об этой книге: «Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник. Первый углубляется в историю отечества, утверждает правила общественного языка его, дает законы и образцы классического красноречия,» — так пишет о Михаиле Васильевиче Ломоносове Александр Сергеевич Пушкин. Выдающийся ученый с мировым именем, М.В. Ломоносов вряд ли нуждается в представлении. «Великого сподвижника великого Петра» отличала неутолимая жажда знания, а его культурное наследие настолько богато и многогранно, что объять его целиком просто невозможно. В настоящем издании собраны самые значимые труды Ломоносова-историка. Среди них – «Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года», «Краткий Российской летописец с родословием», «Описание стрелецких бунтов и правления царевны Софьи», «Записки и заметки по русской истории» и другие. Отрывок из книги: < В судьбе Ломоносова — ребенка и юноши — было много поэтического; события, случавшиеся с ним, являются нам теперь как будто преднамеренно чрезвычайными и неожиданными, чтобы потом через них подготовить России первого ученого и писателя именно для того времени, когда ей суждено было идти по пути, указанному могучею волею царя-преобразователя. Рождение в бедной деревушке, в суровой местности, тяжелый труд во время переездов с отцом, посещение далеких поморских солеварен; созерцание величественной и грозной природы на Северном океане и Белом море; наконец, это пребывание в расколе, и притом в таком толке, который отличался, более чем другие, своими крайностями и увлечением, в толке, последователи которого лучше предпочитали умирать сотнями в срубах, заботливо устроенных их собственными руками, чем отступить от своих верований, — все это видел, испытал Ломоносов, и все это он кинул, как неудовлетворявшее его стремлений, в которых он, вероятно, не мог себе отдать отчета, живя в Денисовке. Даже самые книги, которые он называл «вратами своей учености», даже эти книги как будто не случайно попались в руки Ломоносова: и грамматика Смотрицкого, и арифметика Магницкого были самыми крупными и едва не единственными представителями книжной мудрости в допетровской Руси…>
