|
|
|
Книги Бараш Александр
|
«В книге представлены избранные переводы классиков израильской поэзии второй половины 20-го века Дана Пагиса, Йегуды Амихая, Ионы Волах, лидеров поэзии на иврите сегодняшнего дня Натана Заха, Меира Визельтира, Майи Бежерано. Известный русский поэт Александр Бараш, живущий в Иерусалиме больше двадцати лет, составил эту небольшую антологию из своих переводов и эссе, печатавшихся на протяжении ряда лет в периодике: журналах «Иностранная литература», «НЛО», «Интерпоэзия», «Text-Only» и др. Книга названа по одноименному стихотворению Йегуды Амихая. Как пишет Александр Бараш, в своей работе он руководствовался тем, что цель перевода — «создание на родном языке органичного, но еще не существовавшего стихотворения, проявление новых возможностей внутри нашего сознания — повторяя путь, пройденный иным, но близким поэтом, писавшим на другом языке».» |
|
Новая книга известного поэта, прозаика, эссеиста Александра Бараша (р. 1960, Москва) — продолжение автобиографического романа «Счастливое детство» (НЛО, 2006). «Свое время»: Москва, 1980-е годы, стихи, литературный андерграунд, путешествие по этапам отношений с советской цивилизацией. Это свидетельство очевидца и активного участника независимой культурной жизни Москвы той эпохи — поэта, издателя ведущего московского самиздатского литературного альманаха «Эпсилон-салон» (совм. с Н. Байтовым, 1985—1989), куратора группы «Эпсилон» в клубе «Поэзия», а также одного из создателей и автора текстов рок-группы «Мегаполис». Переплетение мемуарной прозы, критических эссе, стихотворений создает особый стилистический сплав, призванный восстановить «портрет поколения в юности» и передать атмосферу любимого города в переломное время. |
|
«Книга известного поэта Александра Бараша (родился в 1960 году в Москве, с 1989 года живет в Иерусалиме) написана в жанре «ретроактивного дневника», как это определяет сам автор в подзаголовке. События четвертьвековой и более давности записываются, переживаются и оцениваются как случившиеся сегодня, и в этом поле напряжения личное время становится чуть ли не бесконечным. Тепло и точность деталей московского быта «застойных лет», подлинность переживаний и юмор — и вместе с тем прозрачно-ясная оценка происходящего: «А что там было? Уникальное сочетание убожества жизни и извилистости рефлексии». Размышления о том, что такое советская интеллигенция, русская литература, платоническая любовь («на крови» собственного опыта), обретают форму стилистически сосредоточенной медитации, где слово — луч, взгляд, призванный помочь в различении вещей и их границ.» |
|
